– Это? – произнес штаб-майор и кроличьими своими глазами посмотрел на Гепарда. – Вы о пленных, господин старший наставник?
Гепард не ответил. Штаб-дикобраз снова нацепил пенсне и пустился в объяснения. Это, видите ли, пленные, но к нам они, видите ли, никакого отношения не имеют. Захвачены во вчерашнем бою егерями. Не имея средств транспорта, а также за недостатком личного состава для надлежащей охраны…
– Гаг, – произнес Гепард. – Отведи их и сдай Клещу. Только сначала пусть допросит…
Я щелкнул затвором и пошел к костру. Покуривают, скоты, и лакают что-то из кружек. Морды у всех довольные, лоснятся. Надо же, мерзость какая… А этот, белобрысый, дикобраза по спине похлопывает, а дикобраз, дубина безмозглая, животное, рад-радехонек, ржет и головой мотает. Пьяные они, что ли?
Я подошел к ним вплотную. Дикобразы заметили меня еще издали, разом замолчали и принялись потихоньку расползаться кто куда. А у некоторых, видимо, ноги отнялись со страху: как сидели, так и сидят, выпучив глаза, только пасти раззявили. А полосатые – так те аж серые сделались: знают нашу эмблему крысоеды, наслышаны!
Я приказал им встать. Они встали. Нехотя. Я приказал им построиться. Построились, деваться некуда. Белобрысый принялся было что-то лопотать по-нашему – я ткнул его стволом между ребер, и он замолчал. Так они у меня и пошли – гуськом, понурившись, заложив руки за спину. Крысы. И запах-то от них какой-то крысиный… Двое – крепкие мужики, плечистые, а двое, видно, из последнего набора, хлипкие сопляки, чуть, может, постарше меня.
Я пленных ненавижу. Что это, понимаешь, за слизь такая – на войну пошел и в плен угодил? Нет, я понимаю, конечно: что с них взять, с крысоедов, а все-таки омерзительно, как хотите… Ну вот, пожалуйста: один сопляк согнулся пополам, и рвет его. Вперед, вперед, з-змеиное молоко! Второй начал. Тьфу! И как они, эти крысы, близкую смерть чувствуют – ведь как настоящие крысы. И сейчас ведь они ну на все готовы – предать, продать, в рабство пойти…
– Бегом марш! – гаркнул я по-ихнему.
Побежали. Медленно бегут, плохо. Белобрысый этот хромает. Тяжело раненный, значит, ногу в нужнике подвернул. Ничего, дохромаешь.
Добежали мы до того края деревни, а там и грузовики – ребята увидели нас, заорали, засвистели. Я выбрал лужу побольше, положил пленных хлебальниками в грязь и пошел к переднему грузовику, где Клещ. А Клещ уже мне навстречу выскакивает – морда веселая, усики под носом торчком, в зубах костяной мундштук по моде старшего курса.
– Ну, что скажешь, брат-смертник? – говорит он мне.
Я ему докладываю: так, мол, и так, такое, мол, положение, а пленных обязательно сначала допросить. И уже от себя:
– Про меня не забудь, Клещ, – говорю. – Все-таки я их сюда привел…
– Это ты насчет ошейника? – рассеянно спрашивает он, а сам озирается.
– Ну да! Привел-то их все-таки кто?
– Не вижу вот я – на чем. Не до леса же их вести…
– А на сваях?
– Можно, конечно, и на сваях… Только зачем? – Он посмотрел на меня. – А если без свай? Возьмешься?
Ну вот. Так я и знал. Вечно мне не везет. Что я – виноват, что ли, что моего ведомого при штабе оставили? А одному – как? У меня и сил не хватит. Буду до вечера корячиться да потом еще всю ночь отмываться.
– Ты же знаешь, – сказал я Клещу. – У меня же ведомого нет.
– А один? – спрашивает он. – Шнурок у тебя с собой?
Тут меня азарт разобрал.
– А подержишь? – спрашиваю.
А он на меня посмотрел, и у меня сердце сразу упало.
– Котенок… – говорит. – Ты здесь развлекаться будешь, а Гепард там один? А ну, бери три двойки и дуй к Гепарду! Быстро!
Делать было нечего. Не судьба, значит, не повезло. Посмотрел я на моих полосатиков в последний раз, закинул автомат за плечо да и гаркнул что было силы:
– Пер-рвая, вторая, третья двойки – ко мне!
Котята горохом посыпались с грузовика: Заяц с Петухом, Носатый с Крокодилом, Снайпер с этим… как его… не привык я еще к нему, его только-только из Пигганской школы к нам перевели – убил он там кого-то не того, вот его и к нам.
Я уж давно заметил, да никому не говорю: шлепнет Кот под горячую руку какого-нибудь штатского – сейчас приказ по части. Такого-то и такого-то по кличке такой-то за совершение уголовного преступления расстрелять. И ведь выведут на плац, поставят перед строем лучших друзей, дадут по нему залп, тело в грузовик забросят на предмет бесчестного захоронения, а потом слышишь – видели его ребята либо на операции, либо в другой части… И правильно, по-моему.
Ну, скомандовал я «бегом», и поскакали мы обратно к Гепарду. А Гепард там времени зря не теряет. Смотрю – навстречу нам жердина эта, штаб-майор, рысью пылит, а за ним колонна, штук пятьдесят дикобразов с лопатами и киркомотыгами, бухают сапожищами, потные, только пар от них идет. Это, значит, погнал их Гепард новую позицию копать, настоящую, для нас. Под домом напротив медчасти, смотрю, лопаты уже мелькают, и стоит ракетомет, и вообще движение в деревне, как на главном проспекте в день тезоименитства, – дикобразы так и мельтешат, и ни одного не видно, чтобы был с пустыми руками: либо с оружием, но таких мало, а большинство волочат на себе ящики с боеприпасами и станки для пулеметов.
Гепард увидел нас – выразил удовольствие. Двойки Зайца и Снайпера с ходу послал в джунгли в передовой дозор, Носатого с Крокодилом оставил при себе для связи, а мне сказал:
– Гаг. Ты – лучший в отряде ракетометчик, и я на тебя надеюсь. Видишь этих тараканов? Бери их себе. Установишь ракетомет на той окраине, выбери позицию примерно там, где сейчас наши грузовики. Хорошенько замаскируйся, откроешь огонь, когда я зажгу деревню. Действуй, Кот.